социальная драма
Водила
Литейка
Челнок
Кегля
Печёнка
Светлана
Иннокентий
Действие происходит в маленькой деревушке Ивановской области, которая не на каждой карте отмечена, но все-таки существует.
НОВЕНЬКИЙ
Небольшая убогая комната в старом деревянном доме. Две двухярусные кровати вдоль бревенчатых стен, где на нижних ярусах спят Кегля и Челнок. Повсюду разбросаны потрепанные вещи, авоськи, бутылки. Около входа стоит объемный бельевой шкаф с перекошенными дверками. Вход прикрывает засаленная занавеска, отделяющая комнату от кухни с печью. Очень грязно и дымно. Посередине комнаты деревянный стол, вокруг – табуретки. За столом Водила и Литейка пьют сомнительного качества прозрачный напиток, который условно называют «водкой». Чокаются, опрокидывают, морщатся, закусывают черным хлебом и салом. Водила курит дешевые сигареты (это понятно из-за едкого дыма) и пепел стряхивает на пол.
ВОДИЛА. Не могу без сигарет. Однажды баба попросила кенгуру, чтоб я не курил. А я не могу, у меня привычка. Дымлю по-тихому в форточку. Кенгуру молчит, она человек маленький, че. Вроде и не пахнет. Но баба как начала кашлять, не остановиться ей. Я же, говорит, просила вас, кондуктор, чтоб водитель не курил, у меня аллергическая астма. Задыхалась, орала. Так и высадил её с красной рожей посреди дороги: она пятнами вся покрылась. Вот до чего доходит, когда здоровья нет.
ЛИТЕЙКА. Пассивный курильщик. Кто еще больше травится. У нас в литейке особо не раскуришься, на воздух взлетишь. Да и не тянет, в парилке такой не до сигарет. Ты бы не дымил много. Сегодня завоз. Иннокентий новенького притащит. Не любит, когда накурено, сам же знаешь. Разорется.
ВОДИЛА. Да пошел он к чертям собачьим! Мест свободных нет. Чего к нам-то, пусть в соседний дом везет. Нас и так четверо, а те вдвоем жируют, приблатненные. Нормально бы жили втроем, так он Кеглю притащил. Нюхать ссанье его каждое утро. Странный метод расселения у Иннокентия. Где по пять человек будет, где по два. Рассовывает, как считает нужным. А нам ведь жить в таких условиях.
ЛИТЕЙКА. Это ты ему скажи. Соседи-то – туберкулезники, вот и живут вдвоем.
ВОДИЛА. А и скажу. Зассу, думаешь? Он нам телевизор обещал, так и не привез, падла. Лига чемпионов скоро. Я её ни разу не пропускал. Сидим в глуши, даже кина не посмотришь. Хоть бы маленький какой, черно-белый. В телеке и год, и день, и время будем точно знать. И прогноз погоды. А то идешь на улицу и, что надеть, не знаешь.
ЛИТЕЙКА. Ты всегда ходишь в одном и том же.
ВОДИЛА. Это ты к чему сказал?
С кровати поднимается Челнок, подходит к столу.
ЧЕЛНОК. Ни свет, ни заря, уже квасят.
ВОДИЛА. Квасят квас, а пойло выпивают. У нас пойло.
ЧЕЛНОК. Как оно?
ЛИТЕЙКА. Ну сорока-то нет, опять лишку разбавил. Сколько я всякого спирта в литейке перепил, меня не проведешь. Точней спиртометра градусы определяю.
ЧЕЛНОК. Экономщик херов Иннокентий. Я ему бутылки выгружал, спину гнул, а он жилит. Кишки у меня не водопровод, туда-суда пустую воду гонять. Привозил бы нам спирт, мы бы сами разбавляли, так нет. Жмот! Жмотяра, самая натуральная!
ВОДИЛА. На святом экономит.
ЛИТЕЙКА. За дураков нас держит.
ЧЕЛНОК. А мы и есть дураки. Что – не так?
ЛИТЕЙКА. За всех-то не отвечай, за себя говори.
ЧЕЛНОК. Правда глаза дерет? Скажу за себя. Я самый большой дурак. И не скрываю этого. Облапошил меня Иннокентий, обставил. Квартиру отобрал, трешку в центре, а меня сюда – в этот ваш гадюшник поселил. В Куево-Кукуево Ивановской, блин, области. И ты, Литейка, дурак, хоть не сознаешься. И у тебя он квартиру отобрал. Десять лет ты в литейке вкалывал за жилплощадь и просрал всё, а теперь вот – койкоместо имеешь в гадюшнике. Крутой чувак, да? Покажи мне здесь хоть одного умного? И Водила дурак.
ВОДИЛА. За это я могу и по капоту съездить. Давно не получал? Чего развыступался? Америку нам открыл? Колумб чертов. Не нужна нам твоя Америка, мы – патриоты. Лучше на родине побираться, чем на чужбине прислуживать. Засунь язык в жопу и не доставай больше, не воняй. Молчал-молчал и на тебе – выдал.
ЧЕЛНОК. При чем здесь Америка? Водила, а? При чем здесь Америка? Ты сначала думай, потом озвучивай. А не при напролом, как на тракторе.
ЛИТЕЙКА. Эй, тихо! Ему жахнуть надо, сразу успокоится. Давай по чуть-чуть. Успокоительное всегда под рукой.
Литейка разливает по стопкам водку. Пьют, закусывают. В окно раздается настойчивый стук.
ВОДИЛА. Стучат. Прячь бутылку.
ЛИТЕЙКА. Иннокентий приехал. Только он тарабанит.
Челнок и Водила прячут бутылку в угол с тряпьем, прикрывают стол грязным полотенцем, суетливо убирают с пола крупный мусор, мелкий запинывают под кровати. В комнату стремительно входит Иннокентий, высокий, худощавый мужчина в очках, с двуми огромными баулами.
ИННОКЕНТИЙ. Засрали всё, обгадили. Свиньи! Сволочи! Дышать нечем. Кому говорил, не курить в доме перед моим приездом? Выходите на крыльцо. Я дышать вашим дерьмом должен? Даю минуту, чтобы в божеский вид привели дом. (расталкивая спящего Кеглю) А этот чего спит до обеда? Подъем! Ночью спать надо.
Иннокентий уходит, больше никто не сдвинулся с места. Только Кегля поднимается с кровати, переодевает сухие штаны, сырые демонстративно вешает сушиться.
ВОДИЛА. Че это он? Раскомандовался.
ЛИТЕЙКА. За людей уже не считает.
ЧЕЛНОК. А кого тут считать-то? Людей тут нет, в нашем зоопарке. Мы животные.
КЕГЛЯ. Орет как резаный. Спать не дает. Выходной же.
ЛИТЕЙКА. Кегля, убери пока свои вонючие штаны на кухню. И так духота.
Иннокентий волочет под руки лохматую пьяную женщину, на вид – лет сорока-сорока пяти, усаживает её на табурет. Женщина роняет голову на стол, она очень слаба.
ИННОКЕНТИЙ. Что вылупились? Вот вам новенький, прошу любить и жаловать.
ЧЕЛНОК. Так это баба!
ИННОКЕНТИЙ. И что? Что тебя удивляет? Забыл, как баба выглядит? Освежи в памяти.
КЕГЛЯ. Куда нам бабу еще?
ЛИТЕЙКА. Иннокентий, зачем нам баба? Сам подумай.
ИННОКЕНТИЙ. У неё цирроз, проживет неделю, максимум две. Что вам неделя? Некуда мне её девать. Там продукты в сумках, распихайте по холодильнику и шкафам, чтоб не испортились. Здесь таблетки-анальгетики, ампулы, шприцы. Дадите или вколите ей, чтобы боль заглушить, если орать начнет. А помрет, вынесете на террасу, приеду потом и заберу. Я ушел. Некогда мне. Да, чуть не забыл – водку я на террасе оставил. Не напасешься её на вас. Ванны что ли из водки принимаете?
После ухода Иннокентия все в замешательстве разглядывают женщину.
ЧЕЛНОК. Нашел, что водкой называть. Травит нас. Литейка, доставай бутылку.
ЛИТЕЙКА. Погоди. Женщина тут. Пристроить надо.
ЧЕЛНОК. Где? Где женщина?
ЛИТЕЙКА. Вот.
ЧЕЛНОК. Это не женщина. И мы не мужики. Мы все – животные, я тебе уже говорил. Доставай бутылку!
ЛИТЕЙКА. Иди на террасу пей, если приспичило. Водила, открой форточку, дышать нечем, задымил воздух.
ВОДИЛА. Не хватало еще нам за умирающей бабой ухаживать.
ЧЕЛНОК. И пакет со шмотками бабскими привез. Чтобы мы наряжали её, что ли?
ЛИТЕЙКА. Ты, Челнок, лучше супа свари, жрать охота.
ЧЕЛНОК. Вчерашний еще остался в холодильнике.
ВОДИЛА. А где она спать будет? У нас места нет.
ЛИТЕЙКА. Надо было у Иннокентия кровать спросить. Вылетело из башки. Ладно, свое место уступлю, сам на лавке перекантуюсь неделю. Или две.
ВОДИЛА. Ты на втором ярусе спишь. Она окончательно сляжет через пару дней. Кто к ней будет лазать туда? Помрет и не заметим. Если Челнока наверх переместить…
ЧЕЛНОК. Я не могу на верхнем спать, у меня фобия – с детства высоты боюсь. Могу упасть с кровати во сне. Маленький когда был, часто падал. Представляешь, со второго яруса упаду, пол проломлю. Воронка будет.
ВОДИЛА. Тогда придется Кеглю.
КЕГЛЯ. А че ты моего мнения не спрашиваешь? Может, Кегля тоже не согласен.
ЧЕЛНОК. А у него энурез. Обыссыт её со второго яруса.
ВОДИЛА. Уринотерапия для здоровья полезна. Потерпит неделю-то.
ЛИТЕЙКА. Не пойдет так. Придется ей на лавке спать. Жестковато, но ничего не поделаешь.
Литейка уходит, возвращается с лавкой, подыскивает место, куда поставить. Водила отдает свою подушку и достает из шкафа покрывало, чтобы застелить лавку.
ЛИТЕЙКА. Давайте уложим, пусть спит. Слаба совсем.
КЕГЛЯ. А цирроз – это очень серьезно?
ВОДИЛА. Посерьезней энуреза. Летальный исход. Иннокентий же сказал, что неделю протянет. А ты чуть дольше. Так что – не ссы, прорвемся!
КЕГЛЯ. У меня тоже печень ни к черту не годится.
ЛИТЕЙКА. Не ругайся при даме.
КЕГЛЯ. Че?
Литейка и Водила укладывают бессильную женщину на скамью. Укрывают шалью из привезенного Иннокентием пакета.
КЕГЛЯ. А как проснется эта Печёнка, что мы с ней делать будем?
ВОДИЛА. Ничего не будем. Как жили, так и будем жить.
ЛИТЕЙКА. Надо прибраться немного, а то как бомжи тут – в грязи.
ЧЕЛНОК. Началось. Пошел-ка я сумки разберу.
КЕГЛЯ. Пиво мне охлади.
ЧЕЛНОК. Кегля, у тебя мочепровод внутри? Он не пиво, а мочу возит. Пьешь и ссышь потом. Пей спирт, и ссаться перестанешь.
ЛИТЕЙКА. (рассматривая Печенку) Она красивая.
КЕГЛЯ. Кто? Печенка, что ли?
ЛИТЕЙКА. Женщина. Не зови её Печенкой.
КЕГЛЯ. Как хочу, так и зову. Зовете же вы меня Кеглей, даже имени моего не знаете.
ВОДИЛА. А что нам имя твоё, мы не отдел кадров и не полиция.
ЛИТЕЙКА. Давайте выпьем, пока она спит. За её здоровье.
ЧЕЛНОК. Таможня дала добро. И на том спасибо.
КЕГЛЯ. Я, чур, за свое здоровье пить буду.
Все садятся за стол, наполняют стопки. Челнок приносит ливерную колбасу, режет на куски, нарезает хлеб. Кегля убегает и приносит трехлитровый баллон с пивом.
ЛИТЕЙКА. Кстати, на дворе коляска инвалидная валяется. Ржавая немного, но можно пошкурить. Где только наждачку взять? Ну, или ножом поскоблить. Это если в туалет её возить. По-большому. По-маленькому на ведро будем сажать.
КЕГЛЯ. Эх, моё любимое – кегельное, свежее!
ЧЕЛНОК. Откуда ты знаешь? Он тебе не в кеге, а в баллоне привез. Моча, она и есть моча.
КЕГЛЯ. Я на пивзаводе полжизни пиво хлебал. Могу за несколько глотков рецепт определить.
ЧЕЛНОК. Ты на моих глазах баллонами хлещешь и до сих пор не определил, что это моча.
ВОДИЛА. Свежий хлеб наконец-то.
ЛИТЕЙКА. Было время, я ливерной колбасой собаку кормил, теперь вот меня кормят.
Вдруг Печенка издает пронзительные крики.
ВОДИЛА. Кончилась спокойная жизнь.
ЧЕЛНОК. Заткнись, дура!
КЕГЛЯ. От боли орет. Все мы так кончим.
ЛИТЕЙКА. (вставая из-за стола) Надо ей обезболивающее вколоть.
КЕГЛЯ. А че он там привез? Ну-ка покажи! Наркоту, небось.
ЛИТЕЙКА. Это не наркота, а обезболивающее. Тебе такое нельзя.
КЕГЛЯ. Чёй-то нельзя? У меня душа болит, вколи мне ампулку! От Печенки не убудет.
ЛИТЕЙКА. Слышь, тут лекарства всего ничего. А кончится, куда побежим? Будет орать день и ночь. От больной души только водка лечит. А вот от больного тела водка не всегда помогает.
КЕГЛЯ. Пусть орет, на террасу выкинем. Ей уже никакой разницы. А мне это последний кайф в жизни.
Крики усиливаются. Недовольный Челнок уходит на кухню. Кегля добавляет в пиво водку и выпивает. Литейка набирает содержимое ампулы в шприц, делает орущей Печенке укол. Водила помогает держать Печенку, пока она не затихает…
СВЕТ
Та же комната. Только нет мусора, если и есть, то в глаза не бросается. На столе стопка тарелок. Печенка лежит на лавке, иногда стонет. Около лавки старая инвалидная коляска и табурет с лекарствами, стаканом воды и шприцами. Под лавкой ведро. Литейка нарезает хлеб. Водила разливает водку в стопки.
ВОДИЛА. Курить хочу, а на террасе курить холодно.
ЛИТЕЙКА. Рано разливаешь, выветрится.
ВОДИЛА. Если Печенка оклемается, моя баба будет. Давно мой поршень в цилиндры не тыкался. Кегля к ней ночью пристраивался, она заорала, как сумасшедшая. Еле живая, а честь блюдет. Что ей жалко, что ли? Отрабатывать жрачку надо.
ЛИТЕЙКА. Обломитесь. Не мечтай даже. И Кегля свое получит. Урод.
ВОДИЛА. Я ей подушку отдал, сплю на фуфайке. Шея болит. От неё не убудет. Перепихнуться пару раз.
ЛИТЕЙКА. Возьми мою подушку. Не смей Печенку трогать.
ВОДИЛА. Литейка, ты из полиции нравов, что ли? Или импотент? Сам не можешь и другим не даешь?
Входит Челнок с большой кастрюлей.
ЧЕЛНОК. Суп готов. Садитесь жрать, пожалуйста. А Кегля где?
ВОДИЛА. Дрова колет. Сейчас позову.
ЛИТЕЙКА. А я пока Печенку в коляску усажу.
Водила уходит за Кеглей. Литейка перетаскивает Печенку с лавки в инвалидную коляску и подкатывает к столу. Обтирает мокрым полотенцем лицо, шею и руки Печенки, слегка приглаживает волосы. Печенка выглядит очень изможденной.
ЧЕЛНОК. Меня не покидает чувство, что я ее где-то видел.
ЛИТЕЙКА. Мир тесен. Вполне возможно.
ЧЕЛНОК. Мы ей в няньки нанялись, что ли? С ложки кормить каждый день. Сам пожри, потом уже с ней волочись.
ЛИТЕЙКА. Ей психологически важно осознавать, что она кому-то нужна, что она в коллективе.
ЧЕЛНОК. Сколько не наблюдаю за Печенкой, ей уже на всё давно и глубоко похер.
Приходят Кегля и Водила. Все усаживаются за стол. Челнок разливает суп по тарелкам. Литейка кормит Печенку с ложки, но она выплевывает суп и отказывается есть.
КЕГЛЯ. Давно помереть должна была, но до сих пор нас объедает.
ЛИТЕЙКА. Всего три дня прошло. Авось еще выкарабкается.
ЧЕЛНОК. Че ты её пичкаешь? Не хочет она жрать.
ЛИТЕЙКА. Пусть организм борется, ему нужны силы. А сила – в еде.
КЕГЛЯ. Нет, брат, сила – в бухле.
Все ржут. И выпивают. Кегля пытается залить стопку водки Печенке в рот, но та в испуге плотно сжимает губы. Литейка защищает Печенку. Снова пытается накормить её супом. Но суп Печенка выплевывает.
ЛИТЕЙКА. Не дури, Кегля! Не напрашивайся.
КЕГЛЯ. Дуришь ты. Усатый нянька.
ЧЕЛНОК. Она блюет этой жрачкой. Жрет и блюет. Только суп переводишь.
ЛИТЕЙКА. А что ты предлагаешь? Пусть подыхает?
ЧЕЛНОК. Я предлагаю дать ей все эти таблетки разом. И ей, и нам жизнь облегчим.
ЛИТЕЙКА. Нельзя так с людьми. Мы должны её спасти.
ЧЕЛНОК. Кем ты себя возомнил? Ты не господь бог. Может, в смерти её спасение? Откуда нам знать?
ЛИТЕЙКА. Всегда легче ничего не делать. Мы должны хотя бы попытаться её спасти. Попытаться. Лекарства только боль снимают. Вгоняют в ремиссию. Нужно комплексное лечение.
ЧЕЛНОК. Чё ты нам морали читаешь? Умник нашелся. У тебя есть предложения? Нет? Вот и заткнись. Хорошим хочешь быть? Будь. Только молча. Или у тебя медицинское образование? Нет? А че выпендриваешься?
ЛИТЕЙКА. Я много читал раньше. Думаю, надо нетрадиционную терапию провести. Она же нас слышит и видит. А вчера даже улыбнулась мне, когда я её кашей кормил.
ЧЕЛНОК. Грудные дети тоже улыбаются, когда какают. Я соседского сына крестил. Как он улыбался в церкви мне. Весь памперс обложил, пока улыбался. А потом так горько плакал, что поп дьявола в нем заподозрил. Изгонять собрался. А у него просто опрелость была, разъедало говно нежную кожу, вот и плакал. Улыбка и гримаса – не одно и то же.
ВОДИЛА. И открытые глаза – не доказательство зрения. Она, может, уже и не видит ничего. Стеклянные глаза у неё. Как у восковой куклы.
ЧЕЛНОК. Точно. Экспонат мадам Тюссо. Мадам Печенка.
КЕГЛЯ. Не мадам, а никому_не_дам Печенка. Хотел её приголубить ночью, так не далась. Как включила сирену. Орет и орет, сука. Страшный у неё взгляд. Как будто внутрь себя смотрит.
ЛИТЕЙКА. Я предлагаю поговорить с ней. Хотя бы с этого начнем.
ЧЕЛНОК. А мы чем занимаемся изо дня в день?
ЛИТЕЙКА. Мы разговариваем между собой. Она даже не понимает, кто мы и где она. У неё в глазах шок от увиденного. Посмотрите на себя в зеркало, мы непричесанные, небритые. Любая женщина испугалась бы. Надо разговаривать с ней. Давайте по очереди расскажем ей о себе. О наших судьбах, планах. Чтобы она не судила нас по нашей старой, грязной одежде. А судила по человеческим качествам.
ЧЕЛНОК. Ты в неё втрескался что ли, Литейка? Колись давай. То-то ухаживаешь за ней, выслуживаешься, жопу лижешь. Планы имеешь на неё? Расскажи-ка лучше ты нам о своих этих самых планах.
КЕГЛЯ. Пусть в очередь становится. Не одному ему Печенка до зарезу нужна. Первый я, за мной Водила занимал. Льгот нет. Все в порядке общей очереди.
ЛИТЕЙКА. Я знаю, что даже даунов лечат нетрадиционно. В театр возят, рисовать учат.
ЧЕЛНОК. Лечат, но не вылечивают. До чего же ты наивный фантазер.
ЛИТЕЙКА. Не буду каждого уговаривать. Водила, ты согласен Печенке о себе рассказать?
ВОДИЛА. Мне нечего скрывать. Если это поможет…
КЕГЛЯ. И Кегля согласен. Может, понежнее со мной станет ночью.
ЛИТЕЙКА. Тогда я начну. Дорогая наша мадам Пече.. хм.. Дорогая наша, мы живем уже с тобой несколько дней. Не думай, что мы монстры, насильники, бандиты. Ругаемся иногда, так все же ругаются. Выглядим не фонтан, но холостякам – простительно. Меня здесь зовут Литейкой. И никто не знает моего имени, я и сам его почти забыл. Десять лет в Литейном цеху пахал в четыре смены. Отработал вредность и потом ушел. Но вредность даром не дается. Руки вот теперь трясутся немного, говорю громко – по привычке: в цехе-то шумно, вены из ног повыпрыгивали, сплю беспокойно, ну и так далее. А образование у меня педагогическое, между прочим.
ВОДИЛА. Это ты уже заливаешь.
ЛИТЕЙКА. Ничуть. Я до литейки в школе физику преподавал. А ушел, потому что деньги нужны были. В литейке хорошо платят. Ну и квартиру обещали. Кто вам проводку в доме провел, не я разве? Что-то забыл уже, конечно… Но разбуди ночью – расскажу все законы Ньютона без запинки. Да и любое физическое явление объяснить могу. Только вот человек для меня – загадка.
ВОДИЛА. А я думаю, че ты такой весь из себя культурный. Командовать да поучать мастер, а ты педагог, значит. Какой же ты тогда Литейка, теперь тебя Ньютоном будем звать.
ЛИТЕЙКА. Литейкой как-то привычнее. Давай, Водила, теперь ты о себе.
ЧЕЛНОК. А про личную жизнь почему не сказал ничего? О законе притяжения. К кому притягивался, как оттягивался?
ЛИТЕЙКА. Личная жизнь на то и личная, чтобы никто о ней не знал. Личная жизнь давно в прошлом.
ВОДИЛА. Не знаю, что говорить. Институтов не кончал. Всю жизнь за баранкой. Сначала дальнобойщиком мотался, потом устал от вечных разъездов. Пересел на маршрутку. Семь лет маршруткой рулил. С кондукторшами шашни водил. Мы их кенгуру звали. Ласковые кенгуру, безотказные. Только попроси. Сам весь в масле и солярке, грязный, потом воняю. А она выпьет стопку и шепчет мне – «милый, хочу тебя». Прямо в салоне, тряпку на пассажирские сиденья расстилали или в слесарке – в яме смотровой. «Милый, хочу тебя». Вот как вчера помню эти слова. Хотели они меня. Любого. Вот такие они кенгуру. Никому не разрешал мой автобус ремонтировать. Хозяин у техники один должен быть. Не автобус у меня был, а ласточка. Так летала, так летала. Дневная выручка у меня больше всех была в автопарке. Я, как собака Павлова на лампочку реагировала, слюну выделял, когда пассажира видел. Сделка ведь. Два рубля с головы хозяин платил. Проезд тогда десять рублей стоил. Эх… Потом что-то надорвалось внутри, осознал бессмысленность жизни. К бутылке прикладываться начал и в слесари подался, ремонтировал чужие маршрутки. Сам движки перебирал, – шабашил. Вот если ты, Ньютон, можешь ночью законы физики рассказать, то разберите любой автобус и разбудите меня ночью. Я соберу за час, быстрей Шумахера летать будет по трассе. Хоть икарус, хоть пазик, хоть газель.
ЧЕЛНОК. За час? Ну ты трепло, Водила. Баба тебе, конечно, поверит, ей что газ, что тормоз, всё едино. Скажи лучше, из автопарка тебя выгнали за пьянку?
ВОДИЛА. А это тебя не касается. Я сам ушел. Срок мне пришить хотели. Маршрутка в ДТП попала, якобы из-за неисправных тормозов. Меня крайним решили сделать. А я всегда считал и считаю, что тормоза и свет придумали трусы. Шучу, конечно. Но если тормоз за рулем, то его исправный тормоз под ногой не спасет. Подставили меня. Хорошо, что бандиты знакомые были, разобрались. Не хочу больше в вашей терапии участвовать. Без меня давайте.
ЛИТЕЙКА. Кегля, следующий ты.
КЕГЛЯ. Я? Хм… Мне тоже нечего рассказывать. Образование ниже среднего: девяти классов не осилил, выгнали со справкой. Учагу тоже бросил. Чтоб хорошим человеком быть, университеты не нужны, я так считаю. По блату на пивзавод пристроили. Так всю жизнь на пивзаводе грузчиком. Ящики с пивом таскал. Кеги катал. Потом в сторожах год значился. Днем со скуки вешался в каморке своей. Девочки ко мне иногда заглядывали, повеселей с девочками было. Замужние сорокалетние девочки, но фору в постели любой малолетке-вертихвостке дадут. Сорокалетние трахаются каждый раз, как в последний. На все согласные. А в ночные смены гидранты чистил. Колодцы с гидрантами, в смысле, расчищал. Для пожарников. Если что. Если пожар какой. Пиво со скидкой для себя и знакомых брал. Самое свежее. Теперь не могу без пива. Привык. Как это называется – пивная зависимость. И пивное брюшко вот отрастил. Вы думаете, что я всю жизнь ссался? Всю жизнь в сырых штанах просыпался? Лет пять всего, как заболел…
ЧЕЛНОК. Какого же хрена мы тебя Кеглей зовем? Надо Кегой.
ВОДИЛА. Вот именно. А с чего мы тебя Кеглей звать стали? Кто помнит? Это как в боулинге кегли, да? Был я в боулинге один раз, на корпоративчике с кенгурушками. Шарами кегли на дорожке выбивали. Два страйка выбил. Первое место занял по очкам.
ЛИТЕЙКА. А ведь все мы, люди, и есть кегли, всех нас вышибут. Шары вышибут, типа Иннокентия.
ВОДИЛА. Уже вышибли, раз мы здесь оказались. Вот он – страйк!
КЕГЛЯ. А я никогда в боулинге не был. Да и много где не был. На море и то ни разу не ездил, как все нормальные люди. Вот и помру, в море не искупавшись.
ЧЕЛНОК. Ты в моче каждую ночь купаешься. Чем не море?
КЕГЛЯ. А мне снится море часто. Волны, ветер, паруса…
ЧЕЛНОК. Печенка уснула. Далась ей ваша терапия.
ЛИТЕЙКА. Это с непривычки. Столько информации зараз.
ВОДИЛА. А мы даже не заметили.
Литейка подвозит Печенку к лавке, перетаскивает, укладывает и укрывает шалью. Челнок сгребает в сторону посуду. Водила раскладывает газету на столе и высыпает домино. Все выпивают и начинают играть в домино.
ЧЕЛНОК. Ссаньем воняет. Литейка, ты ведро выносил сегодня? От Печенки воняет ведь, Кегля по-другому пахнет, когда обоссытся. Или покрывало ей замени, замочи обоссанное или высуши за печкой.
ЛИТЕЙКА. Ведро выносил. И покрывало сухое, я щупал. Тебе лишь бы придраться.
ВОДИЛА. Вот был бы телек, кино смотрели бы. Делать нечего совсем. Скоро Лига чемпионов.
ЧЕЛНОК. Вспомнил.
КЕГЛЯ. Твой ход. Рыбки бы сейчас вяленой. К пивку-то.
ЧЕЛНОК. Вспомнил, где её видел.
ВОДИЛА. Ходи давай. Так он и расщедрится на рыбу, жди. Рыба только в домино у нас. И то – не всегда. Поклонись за ливерную колбасу.
ЧЕЛНОК. Я знаю, где Печёнка живет, я даже дочь её знаю.
КЕГЛЯ. Она уже неделю с нами живет. И всё не сдохнет.
ВОДИЛА. Бабы все на одно лицо, путаешь с кем-нибудь.
ЧЕЛНОК. Не путаю. Вот умыл её Литейка, причесал, и я сразу вспомнил. Соседний двор справа от моего дома. Блочная пятиэтажка. Квартиры не знаю, но что подъезд второй от дороги помню. А дочь у нее продавщица в круглосуточном минимаркете. Сам не раз в долг бутылку у неё брал, под получку. Даже помню, как Печенка четвертинку у дочки в магазине клянчила. Да-да, это она! Я сразу заметил, что рожа знакомая. У неё дочка-то молоденькая совсем. Лет двадцать пять.
ЛИТЕЙКА. Так они вместе жили?
ЧЕЛНОК. Я почем знаю.
ВОДИЛА. А если дочь не в курсе, что мать её из квартиры выгнали, что она тут помирает.
КЕГЛЯ. Обознался Челнок. Расслабьтесь.
ЛИТЕЙКА. Надо проверить, надо разыскать дочь. Если это правда, то, возможно, для Печенки это единственный шанс выбраться.
ЧЕЛНОК. Как ты собираешься разыскивать? Иннокентий забросил нас в жопу мира – в Ивановскую область, паспорта отобрал, пенсии за нас по доверенности получает. Отсюда час только до Иванова и два часа от Иванова на автобусе пилить. У тебя есть хоть рубль на билет?
КЕГЛЯ. Дохлая затея.
ЛИТЕЙКА. А если продать что-нибудь?
ЧЕЛНОК. Например? Штаны ссаные? У Кегли целый гардероб штанов.
ВОДИЛА. А если автостопом? Так многие путешествуют. Я когда дальнобойщиком был, всегда подсаживал забесплатно. Повеселее в пути. Автостопом и паспорт не нужен. С ГИБДД-шниками общий язык найдем, уж поверь моему опыту. Только побриться, чтобы в городе ППС-ники в полицию не загребли. И одеться поприличнее или хотя бы в чистое.
КЕГЛЯ. Зазря это. Не получится ничего.
ЧЕЛНОК. Так вас, бомжей, и подсадят дальнобойщики.
ЛИТЕЙКА. Это единственный вариант. Надо попробовать. Челнок, нарисуй нам план и адрес запиши, а мы с Водилой разыщем. Нельзя упускать любой шанс спасти Печенку. Любой, понимаете? Даже самый безнадежный. Привезем дочь к матери, это лучшая терапия. Это всем терапиям терапия. Даже светлее как будто стало. На душе.
Печенка пронзительно и громко кричит. Литейка подбегает к ней, дает воды попить, потом вкалывает обезболивающее.
КЕГЛЯ. Я ночью из-за криков просыпаюсь. Если она не помрет через неделю, сам добью.
ДОЧКИ-МАТЕРИ
Комната прибрана. Обстановка торжественная и оттого – немного напряженная. Стол накрыт – старая скатерть, чайник, конфетница. За столом в коляске сидит нарядная Печёнка, смотрит в одну точку отсутствующим взглядом. Вокруг ходят принарядившиеся в свои лучшие вещи братья по несчастью. Кегля внимательно смотрит в окно.
КЕГЛЯ. Не приедет она. Обосралась ей помирающая мамаша.
ЛИТЕЙКА. Обещала приехать. И внучку привести мы её просили. Ведь внучка у Печенки родилась, а она даже не в курсе.
ЧЕЛНОК. Вы её видели?
ЛИТЕЙКА. Кого? Внучку? Да, нас даже на порог не пустили! Она разговаривала с нами с дистанцией два метра. Брезговала.
ЧЕЛНОК. У меня, может, тоже уже не один внук родился и чё? Незаконнорожденные. Привезите мне их сюда, только я вам скажу – они мне на хрен не сдались. Где её дочь раньше была? Где наши дети? Своей жизнью живут. Плевать они хотели на отцов, а некоторые даже и на мать плюют. Сплавили нас черному маклеру Иннокентию и – довольны. Что вы думаете, увидит Печенка внучку и цирроз печени пройдет? Помирать передумает? А шиш вам!
ЛИТЕЙКА. Иннокентий – черный риелтор, а не маклер.
ВОДИЛА. А я бы хотел сына увидеть. Только не нужен я ему. Да и себе не нужен давно. Если и скучаю, то только по автопарку, ну и по кондукторшам иногда. Техника, она благодарнее людей. Главное, болты закрутить потуже да движущие механизмы смазать пожирней.
ЧЕЛНОК. Зачем конфетницу выставили, если конфет нет? Литейка, куда бутылку спрятал?
ЛИТЕЙКА. Пей, раз невмоготу. Заткнись только. Без тебя тошно.
Литейка достает бутылку. Челнок наполняет стопки.
КЕГЛЯ. Приехала! На желтой «Волге» с шашечками.
ВОДИЛА. На такси денег не пожалела.
Челнок и Литейка прячут бутылку и стопки. Все в волнительном ожидании усаживаются на кровати. Литейка стоит около Печенки. Светлана осторожно, как будто брезгливо, заходит в комнату. Потом испуганно делает шаг назад. На ней изящная шляпка, короткое демисезонное красное пальто и сапоги на каблуке. Литейка поворачивает коляску с Печенкой к дочери. Светлана на несколько мгновений замирает, но потом спохватывается и медленно направляется к матери.
СВЕТЛАНА. Мама! Здравствуй, мама.
Печенка заметно нервничает и вдруг издает страшной силы вопль. Светлана подбегает к Печенке, встает перед ней на колени, ревет и обнимает мать.
СВЕТЛАНА. Мамочка моя, милая. Что же они с тобой сделали? Как же они посмели? Родная ты моя. Родненькая!
ЛИТЕЙКА. Светлана, пол холодный, не стойте на коленях в чулочках, простудитесь, вот табуретка.
СВЕТЛАНА. Изверги! Изверги! У вас хватает наглости смотреть мне в глаза! Называть меня по имени! Как будто грязью меня своей пачкаете!
ЛИТЕЙКА. Помилуйте. Какие же мы изверги?
СВЕТЛАНА. А кто же вы еще? Бомжи, люмпены, алкаши вонючие, твари подзаборные! Прокаженные! Вот ваше имя – прокаженные! Ненавижу вас!
ЛИТЕЙКА. Что мы вам сделали плохого?
СВЕТЛАНА. Убили мою мать! Вот что вы сделали, сволочи паршивые! Убили всю страну! Куда ни глянь, везде алкашня безработная. Никакого просвета, никакой перспективы.
ЛИТЕЙКА. Помилуйте, мы временно безработные. У нас, может, кризис. Кризис зрелого возраста. Всю жизнь пахали на благо родины. Я десять лет в литейке, Водила полжизни за рулем, Кегля на пивзаводе… А пенсия копеечная. Это не мы страну, это страна нас убила.
СВЕТЛАНА. Замолчите. Не хочу ничего слышать! Для меня вас нет, не существуете. Вы пусто место!
ЛИТЕЙКА. Не кричите вы так. При матери-то. Болеет она, ей покой нужен. Мы же не для этого вас звали.
СВЕТЛАНА. Есть что-нибудь выпить?
ЧЕЛНОК. Есть.
Все молча подходят к столу. Челнок разливает водку в стопки. Литейка приносит соленые огурцы, ливерную колбасу и хлеб. Выпивают, закусывают. Светлана не закусывает. Печенка надрывно кричит. Крик похож на вой. Литейка делает ей укол.
ЛИТЕЙКА. Не обращайте внимания. Просто не колол ничего утром, чтоб она вас узнала. Под уколом можно и себя в зеркале не узнать. Сейчас боль снимется, она перестанет кричать.
Печенка перестает кричать, но не замолкает, тихонечко подвывает. Как будто укол ей не помогает совсем. И вдруг снова оглушает протяжным криком.
СВЕТЛАНА. Разве это можно пить? Отрава. Налейте еще.
ЛИТЕЙКА. Вредно кормящей маме алкоголь употреблять.
СВЕТЛАНА. Я не кормящая, в роддоме молоко перегорело. Говорят, если тебя не кормили грудью, то и ты не будешь. Я сама искусственница. Разве тут можно жить?
КЕГЛЯ. Нормально живем. Не хуже других.
ВОДИЛА. По утрам только холодно, дом старый, щелей много, но Челнок, как проснется, так сразу печку топит. Он у нас за печку и готовку ответственный.
СВЕТЛАНА. (Печенке) Мамочка, что же они с тобой сделали? В кого превратили? Как же ты допустила это? Так опуститься, так низко пасть… Как же он посмел меня обмануть?!
ЧЕЛНОК. Кто – он?
СВЕТЛАНА. Иннокентий. Обещал мать в дом инвалидов пристроить. Уход квалифицированный обещал. Я поверила, успокоилась. А он её в бомжатник кинул.
ЛИТЕЙКА. У нас нет квалификации, но мы за ней ухаживаем, как можем. Не беспокойтесь. А Иннокентий… он такой, да… Людям доверять нельзя теперь. Кругом обман. Доверяй да проверяй.
ВОДИЛА. Нас он тоже обманул. Обещал телевизор привезти и до сих пор – везет. Скучно без ящика. Однообразие. Лигу чемпионов теперь пропустим.
ЛИТЕЙКА. Светлана, вы обещали с внучкой приехать…
СВЕТЛАНА. Вы в своем уме? Ребенка? В бомжатник?
ЛИТЕЙКА. Возможно, положительный эффект случился бы на Печенку.
СВЕТЛАНА. Какую еще печенку?
ВОДИЛА. Кхе-кхе.
ЛИТЕЙКА. Да так. Это я о своем.
ЧЕЛНОК. А не могли бы вы, Светлана, к себе мать забрать? И ей комфортнее, и нам спокойнее.
СВЕТЛАНА. Куда? В панельную хрущевку? У меня двушка, комнаты проходные – трамвайчиком, и ребенок грудной. Чтобы она всех нас перезаражала? Из-за неё ведь и разменяли трешку…
ЧЕЛНОК. Цирроз – незаразный.
СВЕТЛАНА. Еще какой заразный. Дед умер в шестьдесят три – цирроз. Отец в сорок семь лет – отравление этиловым спиртом. Вот и мать теперь. И на себя самих посмотрите. Как в лепрозории прокаженные, живете тут. Разве вы незаразные? Вас надо за город свозить и расстреливать, расстреливать, общество очищать от спившейся …мрази.
У Светланы звонит телефон.
СВЕТЛАНА. Это таксист. Мне надо идти. Прощайте. Простите, если обидела чем.
ЛИТЕЙКА. А с матерью, с матерью попрощайтесь.
СВЕТЛАНА. Она уснула. Прощай, мама.
ЛИТЕЙКА. Как уснула? Так рано?
СВЕТЛАНА. Вот вам деньги. Похороните по-людски, как помрет. Да помяните, как следует. Адрес знаете, номер могилы мне сообщите потом, не забудьте. За вознаграждение.
Светлана уходит. Кегля берет оставленные деньги, пытается спрятать в карман, но Челнок отнимает у него и отдает Литейке. Литейка убрав за пазуху деньги, идет к Печенке, хлопает ее по щекам, проверяет пульс.
ЧЕЛНОК. Никогда на могилу она не придет, по ней видно. Позерство сплошное.
КЕГЛЯ. Да и на наши могилы посетителей не предвидится.
ЛИТЕЙКА. Померла. Печенка померла.
ВОДИЛА. Как – померла?
ЧЕЛНОК. Наконец-то.
КЕГЛЯ. С такой дочерью смерть – награда.
ЛИТЕЙКА. Печенка, Печенка, очнись! Очнись, милая! Ты должна жиииить! Печенка!
У Литейки начинается истерика, он кричит и плачет, пытается привести Печенку в чувство. Водила и Кегля оттаскивают его от Печенки. Челнок укладывает Печенку на покрывало.
ЧЕЛНОК. Держите его крепче. Ополоумел. А я её на террасу вытащу, а то завоняет в тепле-то. Прощай, Печенка. Чтобы тебе там хорошо было. Да уж хуже, чем здесь, точно не будет.
КЕНТЫ
Комната прокурена. Везде грязь, мусор. Все сидят за столом: выпивают, закусывают. Только Кегля ходит вокруг, пританцовывая, и напевает под нос песни.
ЧЕЛНОК. Ну, за Печенку! Чтобы земля стала пухом.
ЛИТЕЙКА. Холодно ей на террасе.
ВОДИЛА. Она давно не на террасе, на террасе пустое больное тело, Печенка в раю.
КЕГЛЯ. А мне петь хочется. Душа у меня поет. Рад, что отмучилась Печенка.
ЧЕЛНОК. Ты бы кололся больше, у тебя бы не только душа запела. У тебя бы вся мебель вокруг в пляс пустилась.
ВОДИЛА. Лучше бы я в ДТП погиб, чем вот так – никому не нужным бомжом.
ЧЕЛНОК. Переплюнь. Грешно так думать.
ВОДИЛА. Грешно так жить.
ЛИТЕЙКА. Но ведь живем. Живем и будем жить. Кто из нас хоть что-нибудь сделал, чтобы жить по-другому, а?
ЧЕЛНОК. Ноем-ноем, что плохо. А чё плохого? Жрачка есть, за бухлом даже в магаз ходить не надо. Вспомните жизнь свою до Иннокентия. Как деньги на бутылку занимали, как холодным утром открытия магазина ждали, чтоб похмелиться, как валялись в подъезде пьяными в харкотине и луже мочи, а соседи нас брезгливо перешагивали. Это было плохо. А здесь мы хорошо живем. Да, за хорошее платить надо. Заплатили мы жилплощадью, но ведь живем и не паримся ни о чем. Иннокентий за нас думает. Всё на блюдечке с золотой каёмочкой преподнесено.
ВОДИЛА. С белой каемочкой, чтобы померли поскорее.
ЛИТЕЙКА. Что нам мешает вернуться в город и начать жизнь заново?
ЧЕЛНОК. Куда возвращаться? Квартиры проданы, документов у нас нет.
ЛИТЕЙКА. К детям. Жена другого нашла, это ладно. А дочь другого отца не найдет, не предаст. У меня же тоже дочь есть. В Канаде пять лет живет, за иностранца замуж вышла.
ВОДИЛА. Кто тебя пустит за границу без документов?
ЛИТЕЙКА. Документы-документы, что вы привязались с ними? Можно забрать у Иннокентия паспорт.
ВОДИЛА. Так он тебе и отдаст.
ЛИТЕЙКА. Или восстановить. Сказать в полиции, что потерял. Или ограбили.
ВОДИЛА. Полиция тебя на пятнадцать суток посадит для начала, а потом назад на улицу выкинет. У тебя ни прописки, ни денег.
ЧЕЛНОК. Ты, Ньютон, умный. А вот мне что делать? Нет у меня детей. Куда мне податься, кому я нужен? Я же лучше всех жил. Вы даже представить не можете, как я жил! Машины из Германии перегонял. У меня в гараже три тачки было. Джип либерти, мерс хэтчбек и бэха кабриолет. Вы такие даже не видели никогда. С эксклюзивным тюнингом. Сейчас их много, конечно, но тогда… На меня бабы вешались и запрыгивали. А я определиться не мог, на ком жениться. Хотел на немке, чтобы в Германии жить. А немкам я не нравился, потому что толстый. Они жадные и расчетливые. Попробуй прокорми меня. Так и остался холостяком. Нет у меня детей. Куда мне податься?
ЛИТЕЙКА. Ты же говорил, что много у тебя детей. Незаконнорожденных.
ЧЕЛНОК. Откуда же я знаю, где они? Писали мне бабы, что залетели от меня, так ведь я всех на три буквы посылал. Свободой дорожил. Теперь стопку водки перед смертью поднести некому.
ВОДИЛА. А где твои тачки?
ЧЕЛНОК. Долгая история. Кабриолет в покер проиграл, джип заложил, хэтчбек разбил. Алкоголь до хорошего не доводит, это правда. Всё потерял. Стал животным. В одном стойле с вами существую.
ЛИТЕЙКА. Мы не животные! Мы гомо сапиенсы!
КЕГЛЯ. Сам ты гомик, Литейка!
ЛИТЕЙКА. Гомо сапиенсы! Это на латинском. Человеки разумные!
ВОДИЛА. Сапиенсы, скажешь тоже.
КЕГЛЯ. На сапиенсы согласен, на гомо – нет.
ЧЕЛНОК. Если мы и сапиенсы, то не человеки, а животные. Сапиенс-животное. Не знаю, как там это по-латински. Нет никого разумнее животного. Жрут, срут, спят, плодятся. А что еще надо? Остальное от лукавого! Выдумки, усложняющие жизнь.
ВОДИЛА. Еще надо футбол смотреть. Лигу чемпионов.
КЕГЛЯ. Что ты заладил со своими чемпионами? По кой черт они тебе дались, а? Посмотри на себя! На нас посмотри. Мы же аутсайдеры! Лига аутсайдеров!
ВОДИЛА. Не твое ссаное дело! Нарколыга и ссыкун! Понимал бы чего…
ЧЕЛНОК. Эй! Хорош! Мы же сапиены! Не пристало сапиенсам ругаться.
ЛИТЕЙКА. Если мы сапиенсы, то мы должны бороться, что-то делать. Сегодня Иннокентий приедет, давайте потребуем у него паспорта свои. Чтобы людьми себя чувствовать.
ЧЕЛНОК. Без паспорта ты не человек, что ли? Что паспорт изменит? Кому этот паспорт показывать? Думаешь, что мы по именам-отчествам друг друга звать начнем? Как звали вы меня Челноком, так и будете! Как звали Кеглю Кеглей, так и будем! Или там гражданством гордиться? Было бы чем.
Кегля резко уходит.
ВОДИЛА. Болтовня до хорошего не доведет. Такие мысли только смуту наводят. Революции делаются кровью. А крови нам не надо. Революции не надо. Печенку помянуть пора. Привыкли к её крикам, теперь тишина давит на башку.
ЛИТЕЙКА. И я всю ночь не спал.
ЧЕЛНОК. Надо лавку на двор выкинуть. Чтобы не напоминала.
ЛИТЕЙКА. Пусть пока стоит.
Настойчивый стук в окно.
ЧЕЛНОК. Иннокентий приехал.
ВОДИЛА. Чё он стучит? Знает, что не запираемся никогда.
ЛИТЕЙКА. Надо бы убрать со стола.
ЧЕЛНОК. Да пошел он.
ЛИТЕЙКА. А Кегля куда ушел?
ЧЕЛНОК. Колется, наверно, в светелке.
ЛИТЕЙКА. Он же уже колол?
ЧЕЛНОК. Мало показалось, значит.
Входит Иннокентий, в руках у него два пакета и большая коробка.
ИННОКЕНТИЙ. Опять накурили, хоть топор вешай. Бесполезно объяснять. Могли бы и убрать срач к моему приезду. Телек вам привез, как обещал, чтобы не скучали. Не заслуживаете, конечно, но я сегодня добрый. Пользуйтесь моментом.
ВОДИЛА. Не прошло и года.
ЧЕЛНОК. А антенну?
ИННОКЕНТИЙ. И антенну привез.
ВОДИЛА. Ньютон, давай – настраивай. Лигу чемпионов теперь посмотрим.
ЛИТЕЙКА. Нет проблем, настрою. Потом только. Иннокентий разговор к тебе есть серьезный.
ИННОКЕНТИЙ. Настрой ящик сначала. Я не тороплюсь. Где баба?
ЧЕЛНОК. Померла. На террасе.
ИННОКЕНТИЙ. Помянуть надо. Налей немного, а то я за рулем.
ВОДИЛА. Если за рулем, потом помяни.
ИННОКЕНТИЙ. Наливай, не боись. В госструктурах у меня везде подвязки имеются.
Выпивают. Литейка прикрепляет антенну, настраивает программы. Входит Кегля.
ИННОКЕНТИЙ. Там продукты в пакетах. Разложите в холодильнике, чтоб не стухли.
КЕГЛЯ. Опа! Какие людишки к нам пожаловали!
ИННОКЕНТИЙ. Кегля, ты чего? Рамсы попутал?
ВОДИЛА. Обкололся он. Ампулы остались от Печенки. Я в светелку их вынес. Вместе с вещами.
ИННОКЕНТИЙ. Лекарства? Что я привозил? Где они? Заберу. Наркош мне еще не хватало. Это статья. Скажет потом, что я подсадил.
ЛИТЕЙКА. А спаивать – это не статья?
ИННОКЕНТИЙ. Я тебе в рот не заливаю. Вы алкоголики по собственному желанию. Совесть моя чиста.
КЕГЛЯ. Иннокентий, а как тебя мама ласково зовет? Вот мне интересно. Кентом? А? угадал? Кент ты наш, Иннокентий!
ИННОКЕНТИЙ. Ну тебя торкнуло, Кегля! Да, мама зовет меня Кентом. Я ваш кент, а вы мои кенты, да. Доволен, Кегля?
ЛИТЕЙКА. Иннокентий, отдай нам паспорта. Мы новую жизнь начать хотим.
ИННОКЕНТИЙ. Какие паспорта?
ЛИТЕЙКА. Наши паспорта. Документы наши.
ИННОКЕНТИЙ. Нет у меня никаких документов.
ЛИТЕЙКА. Как – нет? Ты же забирал. На хранение.
ИННОКЕНТИЙ. Опомнился. Давно уже нет. Я вам не сейфовая ячейка, ценные бумаги хранить. Продал все. По вашим паспортам другие люди живут. Узбеки. Им нужнее паспорта, они дома строят в коттеджных поселках для городской элиты. А вам зачем? Живите себе спокойно, припеваючи и припиваючи. Вы же не умеете дома строить? Что вам здесь плохо живется? Если не устраивает что, так скажите. Будем думать, как сделать лучше, чтобы устраивало. Так сказать, рассмотрим жалобы без промедленья. Наливай, Челнок, помянем еще разок ушедших. И мне идти надо. Дела есть.
ЛИТЕЙКА. То есть как – узбеки? По нашим паспортам узбеки? А почему ты нас не спросил? Хотим мы этого или нет.
ВОДИЛА. Западло мне, чтобы по моему паспорту гастарбайтеры жили!
ИННОКЕНТИЙ. А чё бумагам без дела валяться? На кой черт они вам? Далеко русским мужикам до гастарбайтеров, зря на них бочку катите. Они за двести долларов звезду с неба достанут, а вы с кровати не встанете. Давай последнюю – на посошок, и я ухожу. Бабу еще куда-то деть надо. А у меня багажник забит, как назло. Придется возвращаться за ней.
ЛИТЕЙКА. Вот деньги. Дочь Печенкина на похороны передала. Просила по-человечески проводить.
ИННОКЕНТИЙ. Светка, что ли? О матери вспомнила? Этих денег даже на аренду катафалка не хватит. Но давай, лишними не будут.
Кегля залезает в шкаф и орет оттуда дворовые песни. Иннокентий стремительно выпивает и уходит. Водила включает телевизор, подтаскивает лавку напротив экрана, усаживается смотреть боевик. Рядом на лавку садится Челнок. Кегля орет в шкафу и стучит по стенкам (того и гляди, шкаф развалится), потом замолкает. Литейка молча сидит за столом, потом подходит к шкафу, прислушивается, открывает дверцу, на пол вываливается Кегля. Литейка пытается его поднять, тормошит. Потом подставляет ухо к груди, щупает пульс Кегле.
ЛИТЕЙКА. У Кегли пульс не прощупывается. Слышите вы? У Кегли пульс не прощупывается! Сердце остановилось. Кегля помер! Кегля помер! Кегля помер!
ВОДИЛА. И чего ты разорался? Обычная передозировка. Жадность фраера сгубила. Вытащи его на террасу к Печенке. Хотел с Печенкой спать, вот и пусть спит.
ЧЕЛНОК. Выбили Кеглю окончательно. Теперь хоть ссаньем по утрам вонять не будет.
Литейка заворачивает Кеглю в покрывало и утаскивает на террасу. Водила и Челнок смотрят телевизор, курят и ржут.
Конец