(из жизни санитарного врача)
Действующие лица:
Антон Павлович Чехов, врач и писатель
Мария Павловна Чехова, его сестра
Павел Егорович Чехов, их отец
Толоконников Иван Тимофеевич, фабрикант
Татьяна, молодая женщина
Игнат
Фёдор
Осип
Катерина
Мужчина
Народ
Лето 1892г.
Сцена 1
Мелихово. Усадьба Чехова.
Раннее утро. Собирается народ, все негромко переговариваются, шепчутся. Рассаживаются на лавочки. Мария Павловна помогает пришедшим найти место. Павел Егорович сидит на пеньке отдельно. Из дома выходит Антон Павлович.
ГОЛОС 1. Доброе утро, доктор!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. (приветственно кивает всем) Здравствуйте! Здравствуйте! Приветствую всех! Ну что? Начинаем? Все собрались?
ГОЛОС 2. Запрудные не пришли!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Их оповестили о сходе?
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Ни одного двора не пропустили. Стучали под каждое окно!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Тогда начинаем. Кого нет, тем передадим. Разговор у нас будет короткий, но серьезный. И очень важный. С юга идет «азиатская» холера. Эпидемия холеры. Она надвигается, и ничем её не остановить. Гибнут люди всех возрастов: и стар, и млад. Умирает каждый второй заболевший. Земских врачей не хватает на все участки. Поэтому я, как доктор, должен предупредить вас об опасности данного заболевания. О том, как важно вовремя выявить болезнь и начать лечение. О том, как важно выполнять дезинфекцию помещений и соблюдать меры предупреждения.
ГОЛОС 3. Придумали эту напасть! Нет никакой холеры!
ГОЛОС 4. Стоило из-за этого собираться! У меня коровы недоеные мычат!
ГОЛОС 5. Давайте лучше про дороги поговорим! Лошади в ненастье тонут! До станции не добраться!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Про дороги я тоже скажу. Вы заметили, что собрал я вас у себя в саду? Вы пришли ко мне – здоровые, полные сил. А когда уезд накроет холера, придется мне ходить к вам, приносить лекарства, оказывать помощь. В период эпидемии холеры я буду осматривать и лечить 25 деревень, четыре фабрики и монастырь… Придется ездить по нашим разбитым дорогам. Тяжелая степень холеры длится ровно сутки. И в эти сутки у меня может быть несколько вызовов. К кому-то я успею доехать, а к кому-то нет. Чтобы спасти холерного больного мне надо не менее 5 часов.
ГОЛОС 3. Завелись доктора, так и холера пошла!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Больных холерой начнем свозить в специальные бараки, чтоб не заражали других. Один барак уже закончили строить, скоро примемся за второй.
ГОЛОС 7. Какие еще бараки! А семьи наши кто кормить будет?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Если один член семьи заболеет холерой, то спасать надо будет всю семью. Речь пойдет уже не о том, что есть. А о том, как выжить. Как спасти. В Мелихове откроем специальный медицинский пункт – «холерную» амбулаторию. Холера – это не просто недомогание, как многие думают, это кишечная антропонозная инфекция.
ГОЛОС 8. Остропоносная?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Можно и так сказать. Основные симптомы: слабость, повышенная жажда, понос и рвота. Если вам стало хуже и появились данные симптомы, сразу посылайте за врачом. Медлить нельзя. Но давайте поговорим о мерах профилактики, как можно в эпидемию не заболеть. Одна из главных причин эпидемии холеры – грязь. Мыть руки после работы и прочего. Воду – даже из колодца – обязательно кипятить. Любую пищу принимать после горячей обработки. Даже овощи с грядки необходимо обдавать кипятком. Мыть полы и другие поверхности в доме каждый день. Дезинфицировать отхожие места. Известь для дезинфекции буду выдавать бесплатно. Под запретом купание в водоемах. Это касается и взрослых, и детей. Даже в жаркие дни. Давайте на время отменим дружеские посиделки, если в этом нет острой необходимости. Не призываю к полной изоляции, но предлагаю выходить со двора только по необходимости.
ГОЛОС 8. Только по большой нужде? Или по малой тоже можно?
ГОЛОС 9. Так мы от скуки помрем, а не от холеры!
ГОЛОС 3. А работать кто будет? Кто будет работать?
ГОЛОС 5. Слишком много запретов!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Запретить я вам ничего не могу, но рекомендовать обязан.
ГОЛОС 1. Можно вопрос? А много ли больных у нас в уезде? Не на юге, не где-то там, а в нашем Серпуховском уезде много больных?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Пока нет ни одного.
Всеобщий гул.
ГОЛОС 10. Так о чем разговор? Холера вас дери!
ГОЛОС 3. Идите к чёртовой матери со своей холерой!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Если холера выявится хотя бы у одного, то весь уезд будет закрыт на карантин. И тогда я не буду призывать вас мыть руки и поддерживать чистоту. Тогда явится становой, оцепят уезд и начнут наказывать всех нарушителей.
ГОЛОС 5. Вот только не пугайте!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. А если заболеет доктор на соседнем участке, я буду вынужден обслуживать и его участок, вызовов будет очень много, кто-то попросту останется без помощи.
ГОЛОС 3. Неужели вы верите в эту чушь?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Можно верить или не верить во что угодно. А я знаю статистику. Сколько погибло человек в первую эпидемию и сколько гибнет сейчас. Это страшные цифры. Я могу прочитать вам данные медицинской статистики… По Астрахани, Саратову, Самаре, Тамбову…
ГОЛОС 4. Много слов, но мало дела. Если это всё, то я пошел.
Народ начинает расходиться.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Спасибо, что пришли и выслушали. Не смею больше задерживать. Да, кого сегодня не было, к ним надо будет зайти. Оповестите, что я зайду сегодня или завтра около полудня.
ГОЛОС 7. Из-за такой чепухи народ созывать.
ГОЛОС 1. Спасибо, доктор!
ГОЛОС 6. Я и так руки мою всегда, да минует нас холера!
ГОЛОС 2. Антон Павлович, а приема больных сегодня не будет?
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. Прочь идите, печенеги! Никакого приему нет! Приходите завтра!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Я приму. Если у кого-то что-то болит, милости прошу. Всех приму. Заходите по одному в порядке очереди.
Антон Павлович уходит в дом.
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. Принимаем только с болью! С соплями идите прочь! Неча заразу в саду распускать! Ишь моду взяли – сморкаться в щавель!
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Оставь, пусть ожидают. Не надо вмешиваться.
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. Вот они надоели со своими болячками! Чеснок на шее ношу – и не болею ничем! Ешьте чеснок! И на шею вешайте! С чесноком и холера не страшна!
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Не от всех болезней чеснок спасет. И с переломами, и с ранами открытыми к Антоше привозят.
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. У нас тоже рана! Нам скоро жить будет не на что! Антоша – писатель! Антоше стихи писать надо, а не царапины карболкой смазывать! За писательство хотя бы платят, а тут и лекарства за свои деньги раздает.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Антоша не пишет стихов, он пишет рассказы.
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. Да хоть бы что писал! Запасы кончатся, лапу сосать начнем. И ведь работникам платить надо! У нас такое хозяйство!
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Он не может писать, когда гибнут люди. Врач призван спасать.
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. А мы не гибнем? Мы без его гонораров гибнем! Он не жалеет нас?
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Ни к чему этот разговор. Если Антоша услышит, то рассердится.
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. Холера окаянная!
Павел Егорович уходит в сад, Мария Павловна – в дом. Больные ожидают своей очереди.
Сцена 2
Мелихово. Усадьба Чехова.
Кабинет Антона Павловича. Мария Павловна готовит растворы.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Говорю, говорю. По домам хожу, разъясняю… А понимания у народа нет. Как раньше жили, так и живут. И сами в прудах плещутся, и детей купают. Хоть огораживай забором каждый двор. И приставляй к каждому двору урядника.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Сразу понимание не придет. Нужно время для понимания.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Надо разъясняющие плакаты напечатать в типографии.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Бесполезная затея. Крестьяне сплошь неграмотные.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. А мы картинки напечатаем. Грязные руки перечеркнем, чистые – в круг обведем.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Земство не выделит денег на плакаты.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. На свои деньги напечатаю. Не надо мне от земства ни копейки. Всё сделаю сам. И лекарства закуплю, и средства для дезинфекции, и плакаты напечатаю.
Входит Фёдор.
ФЁДОР. Здр…грл…бл…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Доброго здравия! На что жалоба?
ФЁДОР. (показывая) Вт…грл…бл…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Зуб болит? (Фёдор мотает головой) Горло болит? (Фёдор кивает) Простудился? Переохладился? (Фёдор мотает головой, вытирает рукавом слюни) Открывай рот. Сейчас разберемся. Шире, шире.
ФЁДОР. Ааа…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Кость! Кость в гланде. Рыбу ел? (Фёдор кивает) У меня в пруду тоже караси водятся. Костлявые черти! (Маше) Маша, пинцет. И приготовь раствор для полоскания.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. С ромашкой?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Первый с солью, второй – с ромашкой и календулой.
Антон Павлович вытаскивает из горла Фёдора кость.
Мария Павловна приносит кружки с растворами.
ФЁДОР. Ай…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Полощи горло!
ФЁДОР. Рррр… Проглотил…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Не отравишься. Еще полощи!
ФЁДОР. Рррр…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Кость огромная… Какую рыбу ел?
ФЁДОР. Щуку.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Щуки в моем пруду не водятся. Дома полощи рот с ромашкой. Если завтра боль не утихнет, приходи на осмотр.
ФЁДОР. Спасибо, доктор… Низкий вам поклон от сапожника Фёдора! Если сапоги чинить потребуется, я к вашим услугам!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Рыбой костлявой не увлекайся, Фёдор! Следующего зови.
Фёдор уходит.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Сколько я костей из горла вытащил – не сосчитать. Любит рыбку народ. И любовь эта костью в горле встает. Как и любая другая любовь…
Входит, немного прихрамывая, Осип.
ОСИП. Можно?
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Садитесь, пожалуйста.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Здравствуй! Слушаю внимательно.
ОСИП. Нога болит. Уж ходить не могу. Дай лекарство какое, чтоб меньше болело.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Задирай штанину.
ОСИП. Да мне бы пилюлю какую от боли. Есть ведь такие! Я слыхал! Съешь и не чувствуешь ничего.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Задирай! Покажи, где болит.
Осип задирает штанину.
ОСИП. Болячка простая. На делянке цепанул. И не проходит зараза.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Гнойник – не простая болячка. От гнойника может сепсис случиться, а там уже летальный исход. Хорошо, если кость не задета.. (Маше) Маша, скальпель! (Осипу) Поднимай ногу сюда.
Антон Павлович подставляет под ногу Осипа кушетку. Мария Павловна приносит инструмент.
ОСИП. Нешто ножом ногу резать?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Смотри в окно!
ОСИП. У меня скотина, хозяйство… Я потом смогу ходить? Мне работать надо!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Смотри в окно! Ну же!
Осип смотрит в окно. Антон Павлович ополаскивает ногу, разрезает гнойник, обрабатывает рану, делает перевязку. Мария Павловна протирает пол, убирает инструменты.
ОСИП. Ай… Жгёт чего-то…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Завтра утром придешь ко мне на перевязку. Поноет немного, потерпи, к вечеру пройдет.
ОСИП. Замотал, не видать ничё.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Опусти штанину, нечего там смотреть пока. Через неделю будешь смотреть, следа от болячки не останется.
ОСИП. Спасибо, фельшер! Скажи, скоко должен.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Антон Павлович не фельдшер, а доктор.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Иди домой – к скотине и хозяйству. За лечение денег не беру.
ОСИП. Спаси бог тебя, доктор! Осип я, запомни. Осип. Если кто тебя обидит, приходи! Мужиков за тебя подниму. Всех подниму!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Обязательно, Осип. Не забудь завтра на перевязку. И позови там следующего.
ОСИП. (кричит) Эй! Кто следующий?
Осип хромая уходит.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Мужик всегда поблагодарит за помощь. Уважает чужой труд. А купца лечил, так молча денег сунул и отвернулся. Но я не взял его подачку. Пусть задумается. Ведь «спасибо» дороже денег.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Ох, Антоша. Деньги – тоже благодарность.
Входит Катерина.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Входи, не стесняйся. Садись сюда. Слушаю.
КАТЕРИНА. Чего?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. У тебя что-то болит?
КАТЕРИНА. Не-а.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Что-то болело?
КАТЕРИНА. Не-а.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. С чем тогда пожаловала?
КАТЕРИНА. Стошнило. Вчера.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Сегодня не тошнит?
КАТЕРИНА. Не тошнит. Живот опух.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Вот как. Вчера опух или раньше?
КАТЕРИНА. В Фомину неделю.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Почему же пришла только сейчас?
КАТЕРИНА. Думала – само пройдет.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Думала, что сдуется? Подними кофту, живот посмотрю…
КАТЕРИНА. Не больно?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Не больно. Больно тебе уже было. Ну что я могу сказать… Через пару месяцев рожать. Готовься матерью стать.
КАТЕРИНА. Нет! Убери его.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Кого – его?
КАТЕРИНА. Живот! Холера там!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Как же я уберу? Не холера, а ребенок у тебя там! Сердечко у ребенка бьется.
КАТЕРИНА. Матка убьет!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. А ты подумай, как найти слова, чтоб не убила. Приди и в ноги упади.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Материнское сердце всё простит, а внуку только обрадуется. Любить больше тебя будет.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. И не забывай, что холера надвигается. Руки мой, воду кипяти! И будет счастье, когда младенец в руках окажется!
Катерина уходит.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Батюшки, ей лет 15 от роду…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Телосложение крупное, бедра широкие… Родит, ничего страшного…
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Лишь бы мать поняла…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. На то она и мать. Проглядела дочь, так что теперь… Пусть за внуками глядит.
Вбегает мужчина.
МУЖЧИНА. Доктор! Где доктор? Там Стёпка помирает!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. А где Стёпка?
МУЖЧИНА. Три версты отсюдова!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Прямо помирает? Или голова с похмелья раскалывается?
МУЖЧИНА. Вилами его проткнули! Лежит в стогу! Кровь течет!
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Вилами! Бог ты мой!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Маша, лошадей пусть запрягут!
МУЖЧИНА. Я вас сам быстрей довезу! Я с телегой!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Так что же мы медлим? Медлить нельзя! Маша, остальным скажи, вернусь после обеда. Или пусть ждут, или завтра с утра приходят.
Антон Павлович собирает свой чемоданчик: складывает в него инструмент, пузырьки.
Выбегают. Мария Павловна смотрит вслед.
Входит Павел Егорович.
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. Куда Антоша поехал?
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Вилами кого-то прокололи. В трех верстах отсюда.
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. Когда же это кончится? Рожь надо готовить к продаже, а помощи нет. Вот холера какая!
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Всё будет хорошо, скоро кончится эпидемия… А мы справимся. Урожай этим летом богатый!
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. Справимся! Всё, что народили, съедим. А что потом?
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Он писал сегодня ночью. Про остров Сахалин…
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. Еще одна напасть! Кому этот Сахалин нужен! Не пойми зачем поехал и не пойми зачем пишет о нем. Всё здоровье в поездке растерял. И весь талант изведет на каторжников! На Богом забытый край!
МАРИЯ ПАВЛОВНА. И не пишет – плохо, и пишет – плохо. Сколько можно ворчать! Пойдем в сад! Гусениц искать!
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. Эти черви весь крыжовник поели…
Мария Павловна и Павел Егорович уходят в сад.
Сцена 3
Угрюмово. Перчаточная фабрика.
Кабинет Толоконникова Ивана Тимофеевича – владельца перчаточной фабрики.
Входит Антон Павлович.
ТОЛОКОННИКОВ. Рад видеть, Антон Павлович!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Здравствуй, Иван Тимофеевич!
ТОЛОКОННИКОВ. Чай с угрюмовской смородиной или аравийский кофе?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Ничего не имею против угрюмого чая, но я приехал с важным делом к вам.
ТОЛОКОННИКОВ. (с улыбкой) Денег больше не дам. Но и за потраченные отчета не потребую.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Да, я очень благодарен вам за помощь в строительстве холерного барака и обустройстве амбулатории.
ТОЛОКОННИКОВ. (протягивая сверток) А вот вам еще сюрприз!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Что здесь?
ТОЛОКОННИКОВ. А вы посмотрите! Ну же! Смелей!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. (развернув сверток) Перчатки?
ТОЛОКОННИКОВ. Перчатки для вашей прекрасной Марии Павловны!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Спасибо, я передам! Маше будет приятно.
ТОЛОКОННИКОВ. Так чай или кофе?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Давайте сначала о деле.
ТОЛОКОННИКОВ. Что же за дело такое? Вы меня пугаете…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Жалобы поступают от жителей Угрюмова на вашу перчаточную фабрику.
ТОЛОКОННИКОВ. Мало перчаток произвожу? Или что? Помилуйте! Да никто столько денег Угрюмову не жертвует, как я! И дорогами, и строительством, и прочим приходится заниматься. И денег неимущим подаю. Безвозвратно. На что им еще жаловаться? Ноги мне целовать должны! Молиться на меня впору! Впору Угрюмово в Толоконниково переименовать!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. К нашему уезду подступает холера, и мы вынуждены проводить ряд мероприятий по ее предупреждению.
ТОЛОКОННИКОВ. Я же дал денег на холеру вам! Неужели мало? Или это какая-то другая холера?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Основной путь заражения холерой – через воду. Ремонта и чистки колодцев недостаточно. Главный источник воды для многих хозяйств – река. Ваша фабрика стоит на Люторке. Фабричные воды сильно загрязняют реку. А далее она ведь впадает в Лопасню, загрязняя и её. А Лопасня впадает в Оку. А Ока в Волгу… И так далее. Через всю Россию течет ваша грязь.
ТОЛОКОННИКОВ. Вы это серьезно сейчас?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Земство обязало меня проводить разъяснительные беседы с народом. И почти все жалуются на воду. Я был вынужден довести их жалобы до санитарной комиссии земства. И обязан довести до вашего сведения.
ТОЛОКОННИКОВ. Мне интересно, кто именно жалуется?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Имен называть не стану.
ТОЛОКОННИКОВ. Помилуйте! Я требую список жалобщиков! Они на фабрике моей работали? Похоже на месть уволенных работников.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Давайте лучше о проблеме.
ТОЛОКОННИКОВ. Не вижу проблемы. Или бабам, которые стирают тряпье там, не нравится вода? Так они сами ее загрязняют своим грязным бельем.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. С естественными отходами несравнимы отходы фабрики. Вода в реке стала смердящей, с химическими примесями. Непригодной для питья даже в прокипяченном виде. Вода отравляет луга, болеет скот.
ТОЛОКОННИКОВ. Сколько надо вам денег, чтобы вы оставили меня в покое?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Мне?
ТОЛОКОННИКОВ. Не вам именно. А земству, полиции, кто там еще у вас есть… Жалобщикам вашим. Взятку хотят? Я готов заплатить. Называйте сумму.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Иван Тимофеевич, я знаю, что вы человек щедрый и понимающий. Взятка проблему не устранит. Она позволит о ней умолчать. А проблему надо решать.
ТОЛОКОННИКОВ. Проблема в чем состоит? В том, что у меня есть деньги, а у других – нет? В зависти проблема? Так работать надо! Я работаю с утра до ночи!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Проблема в загрязненной реке. И ваша фабрика продолжает её загрязнять.
ТОЛОКОННИКОВ. Предлагаете закрыть фабрику? Тогда жалоб еще больше будет. Без работы останется сотня человек.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Предлагаю установить очистные сооружения. Это известная практика. Контроль за отходами фабрики. И река будет чиста, и совесть.
ТОЛОКОННИКОВ. Антон Павлович, нельзя идти на поводу у мужиков. Я установлю очистные сооружения, так они жаловаться на небо начнут. Что я им небо загрязняю. Воздух грязный им будет! Завидуют они мне, понимаете! Всё Угрюмово у меня работает, и все они мне завидуют!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Вчера исследовали берег около фабрики. Не жалобам поверили, а своим глазам. Трава серая, вода черная. Фабрика калечит природу.
ТОЛОКОННИКОВ. Ой, вот не надо мне этого… Лирики этой вашей… Природу… Что будет этой природе? Для того и существует природа, чтобы обслуживать нужды человека. Пустой разговор. Хотите денег – я заплачу, а поучать меня не надо.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Очистные сооружения – это единственный способ нам договориться. Земство извещено о данной проблеме. Меня послали к вам с предварительными разъяснениями.
ТОЛОКОННИКОВ. Хорошо, что с вами поделать. Будут вам очистные сооружения. Если это всё, с чем вы пришли, то давайте разойдемся. У меня много работы сегодня.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Спасибо за понимание, Иван Тимофеевич. Хорошо, что вы меня услышали.
ТОЛОКОННИКОВ. Перчатки не забудьте. И привет Марии Павловне передавайте.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Будьте здоровы!
ТОЛОКОННИКОВ. (вслед) Антон Павлович, может, как-нибудь поохотимся вместе? Я недавно приобрел отличных гончих! Лучшие места покажу! Я ведь родился здесь, с каждым зверем лично знаком.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Не до охоты мне сейчас. Каждое утро очередь из пациентов под окном… Да и звери, они не в лесу, они внутри нас живут. На своего бы зверя сначала охоту открыть. С собой бы справиться… Через неделю приедем с комиссией инспектировать очистные сооружения. Будьте готовы.
Антон Павлович уходит. Толоконников наливает себе чаю.
ТОЛОКОННИКОВ. Будут вам очистные сооружения. Ироды! Лишь бы деньги из меня тянуть…
Сцена 4
Мелихово. Усадьба Чехова. Сад.
Собираются больные, переговариваются. Выходит Павел Егорович.
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. (собравшимся больным) Не шумите под окнами доктора! Доктор почивает! Приходите завтра утром!
Больные уходят. Павел Егорович идет вглубь сада.
Из дома выходит Антон Павлович. Он осматривает грядки, выдергивает сорняки.
Приближаются Мария Павловна с Татьяной.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Антоша, к тебе гости!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. (не оборачиваясь) Я устал. И гостей не жду.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Антоша, так нельзя. Гостья приехала из Москвы!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Гостья? Это меняет дело. Главное, чтоб не азиатская! (Татьяне) Как я рад гостям из Москвы! Особенно гостьям! Редко они появляются в наших местах! Раньше мы принимали гостей каждый день! Кормили, поили, развлекали, спать укладывали, а по утрам сразу в сад выгоняли и работать заставляли. А иных принуждали навоз по полю раскидывать! Большая экономия на наемных работниках. Вот теперь приходится самому полоть грядки.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Танечка, Антоша всегда шутит!
ТАТЬЯНА. Дорогой Антон Павлович! Я так рада вас видеть! Вы наверняка меня помните… Мы встречались на ужине одного известного писателя…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Не помню. Честно говорю. На этих ужинах столько случайных людей! Ну, что же вы молчите? Рассказывайте!
ТАТЬЯНА. Что именно рассказывать?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Как там в Москве? Сколько случаев холеры зафиксировано в этом месяце? Есть ли смертельные исходы?
ТАТЬЯНА. Холеры? Я не знаю… Откуда я могу знать о холере?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Ну как же? Ведь пишут об этом в газетах! Да и говорят, наверное, обсуждают… На спад идут случаи заболевания или очаг болезни разгорается?
ТАТЬЯНА. Да нет, ничего подобного не слышала. Ну что-то слышала… Но ничего конкретного. Я предпочитаю не слушать и не говорить про всякие болезни. Чтобы к себе не притягивать плохое и неприятное…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. А дороги в Москву разве не перекрыли?
ТАТЬЯНА. Пока только пугают, что оцепят военным кордоном и никого не пустят, но я спокойно выехала. Остановили, правда, и спросили, куда и по каким делам еду… Но всех пропускают.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Антоша, ты можешь хоть на день забыть об этой холере? Неужели больше не о чем нам поговорить… Танечка, расскажите, о чем хотите. А то мы живем в глуши, вдали от интересных событий!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Татьяна, милая Татьяна… «С тобой теперь я слёзы лью…»
ТАТЬЯНА. В Москве совсем стало тихо и скучно. Ничего грандиозного…. Будто все вымерли. Все как-то кучками-кучками…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Где раньше горланили, теперь шепчутся?
ТАТЬЯНА. Даже на бенефисах есть свободные стулья… Но говорят, что театры скоро закроют. Тогда от скуки совсем с ума сойдем.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Главные шутники сбежали от холеры в Европу, потому и скучно.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Расскажите о себе! Да ну ее, эту холеру!
ТАТЬЯНА. Я ведь не такой известный человек, как Антон Павлович… Ваш брат – мой кумир! Но я тоже писательница!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Не может быть!
МАРИЯ ПАВЛОВНА. В самом деле? Вы шутите! Я помню, вы играли на пианино. Собственно, на музыкальном вечере мы и познакомились…
ТАТЬЯНА. Музыка в прошлом. Музыка мне стала неинтересна. Я теперь отдаю себя только литературе.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Музыка наскучила, и литература наскучит.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Как странно… И как жаль. Я надеялась, что вы сегодня в зале сыграете для нас…
ТАТЬЯНА. Нет-нет. Но я могу вслух почитать свои рассказы!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Очень интересно, но, к сожалению, вечером мне надо будет уехать по врачебным делам. Мысленно буду с вами, конечно.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. А я с удовольствием послушаю ваши рассказы, Танечка!
ТАТЬЯНА. Но я бы хотела, чтобы Антон Павлович тоже послушал…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Я уже отвык от литературы. А Маша – самый благодарный слушатель!
ТАТЬЯНА. Но я ради вас приехала! Вы должны мне помочь, Антон Павлович. Я написала несколько рассказов. О любви. И мне нужно, чтобы кто-нибудь поправил их, подсказал, что не так… А если всё так, то помогли бы мне пристроить их в какое-нибудь издание.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Вам нужен редактор. В подобном деликатном вопросе я не помощник. Я сам давно не пишу. И забыл, как выглядят русские буквы. Если и пишу, то на латыни. И только рецепты. Ах нет! Полгода назад я начал писать роман о любви. Неплохо развивал сюжет. Потом правил, правил, правил… И совсем недавно закончил. Закончил править. От романа осталось только одно предложение: «Он и она полюбили друг друга, женились и были несчастливы…» Вот такой я никудышный редактор!
ТАТЬЯНА. Вы думаете, что я никудышный писатель?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Я думаю о гнойниках, отеках, фонарях, поносах, соринках в глазу и о прочей благодати.
ТАТЬЯНА. Антон Павлович, вы должны прочесть мои рассказы!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. К сожалению, сегодня я должен прочесть «Практическую фармакологию по рецептам современных клиницистов». А на завтра запланирован к изучению «Каталог Шнейдеровской медицинской библиотеки».
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Наш Антоша – лучший доктор в уезде!
ТАТЬЯНА. Вы счастливый человек! Вы состоялись в обеих профессиях!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Это действительно счастье. Не принадлежать себе, думать только о поносах, вздрагивать по ночам от собачьего лая и стука в ворота (не за мной ли приехали?), ездить на отвратительных лошадях по неведомым дорогам и читать только про холеру и ждать только холеры и в то же время быть совершенно равнодушным к сей болезни и к тем людям, которым служишь, – это такая окрошка, от которой чувствуешь себя особенно счастливым. Ну, мне пора.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Антоша, ты обещал сегодня отдыхать!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Я отдыхаю. Я всё утро с удовольствием чистил ружьё. Нет ощущения слаще, чем предвкушение осенней охоты… Скоро я забуду про клистиры из танина и буду думать только о вечерних высыпках вальдшнепов. Но сейчас надо съездить на ситценабивную фабрику с разъяснительной беседой. Татьяна, приятно было с вами познакомиться. Простите меня за отсутствие времени. Холера, сами понимаете…
ТАТЬЯНА. Вы меня простите. Антон Павлович, что приехала не вовремя…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Прощайте.
ТАТЬЯНА. Хорошей дороги вам!
Антон Павлович уходит.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Дорог у нас нет. Как и везде, впрочем.
ТАТЬЯНА. Антон Павлович меня обманул? Никуда он вечером не поедет? Он улыбался мне ровно до того момента, пока я не сказала, что занимаюсь литературой.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Отчего же?! Антоша действительно участковый врач при земстве. И медицина его выматывает пуще любой другой работы. Постоянные разъезды. Похудел – смотреть страшно.
ТАТЬЯНА. Так зачем же ему эта медицина? Ему литературой надо заниматься! Творчество – то единственное, что отличает нас от животных.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Все мы знаем, как надо, а живем, как считаем нужным. Пойдемте в дом, я послушаю ваши рассказы! И познакомлю с нашей большой семьей! Марьюшка испекла на ужин пирог! Как чувствовала, что будут гости…
ТАТЬЯНА. Ну что вы! Я совсем начинающий автор…
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Давайте без ложного кокетства, Танечка! Будьте смелее! Литература трусости не прощает.
Мария Павловна и Татьяна уходят в дом.
Сцена 5
Мелихово. Усадьба Чехова.
Антон Павлович в кабинете перебирает бумаги, что-то записывает, помечает. В стороне на стене висит ружье. Входит Мария Павловна.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Известь и купорос привезли фабриканты. Денег не взяли.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Наконец-то хорошая новость. Что там с больными?
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Ты уже всех принял. Затишье пока.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Лишь бы не перед бурей… Тогда я займусь медицинским отчетом…
МАРИЯ ПАВЛОВНА. А отдыхать когда? На завтра уже четыре деревни.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Поносы от немытых рук. Но лучше на поносы выезжать, чем на вскрытие. Завтра в Крюково поеду, потом в Васькино, потом в Давидову пустынь… Архимандрит отказывался участвовать в «холерных» мероприятиях, а теперь зачем-то зовет. Надеюсь, ничего серьезного…
Антон Павлович пишет отчет, Мария Павловна пересматривает лекарства.
Вбегает Игнат.
ИГНАТ. Доктор! Мне нужен доктор!
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Садитесь и ожидайте.
ИГНАТ. У меня мужская болезнь. Можно нам с доктором вдвоем поговорить? Без женских ушей.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Хорошо. Я подожду в саду…
Мария Павловна выходит.
ИГНАТ. Ну, доктор, что смотришь? Давай лечи меня!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Что у вас болит?
ИГНАТ. Желудок!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Как давно?
ИГНАТ. С тех пор, как ты командовать в Мелихове начал и трактир мой закрыл! Жрать мне стало нечего! Вот и болит желудок!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Как вас зовут, напомните?
ИГНАТ. Игнатом.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Так вот, Игнат… Эту эпидемию придумал не я. И меры для предупреждения ее распространения тоже не мной придуманы. В земстве создан специальный санитарный совет, который разрабатывает и контролирует те или иные мероприятия по защите населения от предстоящей угрозы. Обратитесь с вашей проблемой больного желудка прямиком в земство.
ИГНАТ. Ты на земство-то вину не вали. Где мы, а где земство! Земству дела нет, что у нас тут! А ты ходишь, вынюхиваешь и докладываешь!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Это моя работа. Ваша работа – ублажать яствами и алкоголем, а моя работа – спасать жизнь. И если для спасения придется отказывать в удовольствиях, я вынужден принимать это решение.
Игнат достает нож.
ИГНАТ. Ты говори, говори, я слушаю…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Уберите нож, пожалуйста.
ИГНАТ. Мне уже всё равно, что ты говоришь! Трактир мой не откроют. Значит, всей моей семье светит гибель. Ты думаешь, что ты подписал приговор моему трактиру и моей семье, но ты подписал приговор себе! Думаешь, ты заколотил досками мой трактир? Нет, ты вбил гвозди в свой будущий гроб!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Врача ножом не испугаешь. Скольких я сам перерезал. Гнойники, грыжи, пули…
ИГНАТ. А я не пугать тебя пришел! Я тебе прямо говорю: если не откроешь мой трактир сегодня, то я вскрою тебя!
Вбегает Павел Егорович.
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. Где этот мерзавец, подлец, печенег! Ты все наши розы помял! По клумбе – сапожищами! Для кого калитка отперта? Чего через забор лез?
ИГНАТ. Иди ты!
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. Я тебе уши оборву, анафема!
Игнат поворачивается к Павлу Егоровичу, Антон Павлович выбивает из его рук нож. Завязывается борьба.
ИГНАТ. А ну отдай!
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. Он убить тебя хотел? Антоша!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Нет, просто нож предложил купить. Но в медицине такие ножи не применяются.
ИГНАТ. Отдай нож!
Антон Павлович хватает ружье и направляет дуло на Игната.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Это уже не нож, а улика. (Павлу Егоровичу) Крикни Маше! Надо послать за становым! Пусть разбирается с больным желудком трактирщика!
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. Он нам все цветы сгубил! Сапожищами своими перемял! Пусть возмещает ущерб!
Павел Егорович выходит.
ИГНАТ. Доктор, ты давай… Без станового разберемся. Я к тебе поговорить пришел.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. С ножом разговаривать не приходят.
ИГНАТ. Но нет мне жизни без трактира! На что мне жить?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. А на что другие живут? Ведь живут же!
ИГНАТ. Давай по-хорошему разойдемся…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Уже не получится. Посидишь в арестантской, подумаешь о жизни.
ИГНАТ. Не я, так другие тебя прирежут, так и знай. Многим ты дорогу перешел.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Нет ни одного дома, кому бы я помощь не оказывал. Но хорошее быстро забывается, правда? И ты меня вызывал, когда у сына твоего жар был. И жену твою лечил.
ИГНАТ. Когда ты понимал нас, и мы тебя понимали. А теперь перед земством выслуживаешься! А им разорить нас надо! Почему одним торговать разрешают, а другим запрещают?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. В трактире вашем – грязь, полная антисанитария. И предупреждали вас не однажды, и замечания делали. Пришлось закрыть. Мера временная и необходимая. Эпидемия холеры закончится, и все ограничения будут сняты.
ИГНАТ. Отпусти меня, доктор. Если меня арестуют, мужики придут мстить за меня.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Пусть приходят.
ИГНАТ. Отпусти, говорю. У меня семья: жена, дети.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Поздно ты про них вспомнил.
Возвращается Павел Егорович с мужиками.
ПАВЕЛ ЕГОРОВИЧ. (Игнату) А ну, пошли! (Антону Павловичу) Привяжем его в сарае, пока становой не приедет!
ИГНАТ. Зачем нам становой? Простил меня доктор уже! Доктор, скажи! Скажи, что простил!
Антон Павлович молчит. Игната уводят, входит Мария Павловна.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Антоша! Он чуть не убил тебя! Это я виновата, не надо было уходить! А я ему поверила. Что мужская болезнь у него, что смущаю его… Меня до сих пор трясет… Я так испугалась.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Знаешь, о чем я думал, когда ружье на него направил?
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Жалко стало?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Лишь бы он не вынудил меня стрелять. Об этом думал. Жалко стало, но не его. А труда своего. Я же вчера всё утро это ружье чистил. К охоте готовил. А если бы пришлось стрелять, то потом снова чистить?
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Не смешно. Вот правда – не смешно.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. А я не смеюсь, я только об этом и думал.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Распоряжусь стол накрывать и обед подавать. Хватит нам на сегодня переживаний.
Мария Павловна уходит. Антон Павлович заворачивает нож в бумагу. Потом берет ружье, прицеливается в окно.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Холерный бунт? Ну, кто следующий? Доктор Чехов открывает охоту! Пиф-паф!
Сцена 6
Сон Антона Павловича.
Антон Павлович в белой рубахе с карандашом и записной книжкой сидит на пеньке около входа в холерный барак. Дверь барака заколочена досками. Из окон барака тянутся обессиленные руки, дверь барака ходит ходуном: больные кричат, стучат, хотят вырваться наружу.
ГОЛОСА. Пить! Пить! Доктор! Доктор! Вылечи нас, доктор! Выпусти нас, доктор! Вылечи! Выпусти!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Вы должны быть в холерном браке, чтобы не заразить остальных. Или холера убьет всех. Всех до одного. Холера убьет меня.
ГОЛОС 1. Какой же ты доктор, если боишься заразиться?!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Я писатель, а не доктор. Мне надо писать. Я должен писать. Я люблю писать! Я больше не хочу никого лечить… Рано мне умирать. Рано! Слышите вы?
ГОЛОСА. И мы не хотим помирать! Не хотим помирать! Доктор! Доктор! Пить! Пить! Вылечи нас, доктор! Выпусти нас, доктор! Вылечи! Выпусти!
Больные выламывают двери и выходят из барака: кто-то хромает, кто-то ползет, кто-то скачет… Больные окружают Антона Павловича.
БОЛЬНОЙ 1. Рано ты нас помирать заставил, доктор.
БОЛЬНОЙ 2. Мы жизни-то не видывали.
БОЛЬНОЙ 3. Если помирать, то всем без разбору. Почему только мы?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Болезнь сама выбирает жертву. Я хотел спасти остальных. Спасти здоровых. Спасти хоть кого-то…
БОЛЬНОЙ 1. Но теперь ты один из нас. Ты заразился! Ты болен холерой! Ты умрешь вместе с нами!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Вы должны быть в бараке. Вернитесь в барак. Вернитесь в барак!
БОЛЬНОЙ 3. Помирай сам в бараке!
БОЛЬНАЯ. Свежим воздухом дышать надо! Воздух лечит!
БОЛЬНОЙ 1. Вина бы мне сейчас!
БОЛЬНОЙ 3. А лучше водочки!
БОЛЬНОЙ 2. Бабу мне бы сейчас! Я ведь бабу ни разу в жизни не тарарахал.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. А кто тебе мешает! Вон девица на выданье! Все равно помирать. Тарарахай, сколько вздумается!
Больной мужчина бежит за больной женщиной. Хватает её, задирает юбку.
БОЛЬНАЯ. Прочь пошел! Холера тебя дери!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Я на своем веку имел сношение с чернокожей индуской. В кокосовом лесу в лунную ночь… Девицы в индусских платьях и в очках, барабан, гармоники, гитары, знамя, толпа черных голожопых мальчишек, сзади негр в красной куртке… Девственницы поют что-то дикое, а барабан — бу! бу! И все это в потемках, на берегу озера…
Больные вдруг начинают кривляться и изображать странные танцы.
БОЛЬНОЙ 1. Чернокожая индуска – это жена моя, когда баню топит!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. А японки! Кто-нибудь из вас употреблял японку?
БОЛЬНОЙ 3. Откуда же взяться у нас японкам?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Когда-то из любопытства я употребил японку. Комната… чистенькая, азиатско-сентиментальная… ни тазов, ни каучуков, ни генеральских портретов. Огня японка не тушит и на вопрос, как по-японски называется то или другое, она отвечает прямо и при этом, плохо понимая русский язык, указывает пальцами и даже берет в руки, а при этом не ломается и не жеманится, как русские. В деле выказывает мастерство изумительное, так что вам кажется, что вы не употребляете, а участвуете в верховой езде высшей школы.
БОЛЬНОЙ 1. Ох, доктор! Рассказы твои пьянят пуще водки!
БОЛЬНОЙ 2. Обосралась! Баба обосралась! Я весь в говне!
БОЛЬНОЙ 3. Холера же!
БОЛЬНОЙ 1. Холеру тарарахать удумал!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Скучно и грустно – и некого…
БОЛЬНОЙ 1. Ты говори, доктор, не молчи! Тунгусок и японок тарарахал. А москвичек на диване в сядячку употреблял?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Женщины, которые употребляются, или, выражаясь по-московски, тараканятся на каждом диване, не суть бешеные. Это дохлые кошки, страдающие нимфоманией. Диван очень неудобная мебель. Его обвиняют в блуде чаще, чем он того заслуживает. Я раз в жизни только пользовался диваном и проклял его!
БОЛЬНОЙ 3. А сколько способов знаешь, доктор?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Распутные люди и иные писатели любят выдавать себя гастрономами и тонкими знатоками блуда, они смелы, решительны, находчивы, употребляют по 33 способа, чуть ли не на лезвии ножа, но все это только на словах, на деле же употребляют кухарок и ходят в рублевые дома терпимости. Все писатели врут. Употребить даму в городе не так легко, как они пишут. Я не видал ни одной такой квартиры, где бы позволили обстоятельства повалить одетую в корсет, юбку и турнюр женщину на сундук, или на диван, или на пол и употребить ее так, чтобы не заметили домашние. Все эти термины вроде в стоячку, в сидячку и проч. – вздор. Самый легкий способ – это постель, а остальные 33 трудны и удобоисполнимы только в отдельном номере или сарае.
БОЛЬНОЙ 1. Не попадалось тебе, доктор, ни одной порядочной дамы?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Отчего же! Романы с дамой из порядочного круга – процедура длинная. Но могу рассказать… (кашляет) Хотите послушать? (снова кашляет)
Больные одобрительно улюлюкают, пляшут и кривляются.
Входят люди в полицейской форме.
УРЯДНИК. Что здесь устроили? Что за непотребство! Это холерный барак или публичный дом? Стыд потеряли!
Полицейские берут доски от барака. Сооружают из досок гроб. Укладывают в гроб Антона Павловича. Антон Павлович кашляет. Больные ревут.
Полицейские уносят гроб, вослед тянется вереница больных.
Сцена 7
Мелихово. Усадьба Чехова. Кабинет. Ночь. Горят свечи.
Антон Павлович пишет. Входит Мария Павловна.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Смотрю – свет под дверью. Решила, что уснул, не погасив свечи. А ты не ложился, Антоша?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Жестокий ветер гонит меня в старость. Я, как старый хрыч, просыпаюсь в 3 часа утра. Встанешь, оденешься и не знаешь, что делать с жизнью…
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Это не старость, а усталость. Днем лечишь, ночью пишешь.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. «Русские ведомости» планируют благотворительный сборник издать к осени. В помощь голодающим. Готовлю к публикации главу «Беглые на Сахалине». Отрывок из будущей книги.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Ты же отказывался издавать её частями.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Ты не расслышала, Маша. Это в помощь голодающим. За это я не получу ни копейки. И мне важно привлечь к каторжному острову внимание в этом сборнике.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Какой ты…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Какой?
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Хороший. Самый-самый…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Ничего особенного. Голодающим надо помогать. Когда-нибудь в России не будет бедных! Я верю, что так и произойдет. А если не будет бедных, то и больных не будет. Все станут счастливыми и здоровыми! И нам некого будет лечить, Маша. Я вернусь к литературе, потолстею, разбогатею…
МАРИЯ ПАВЛОВНА. А я каждый вечер молю – подольше бы утро не наступало. Опять эти работы-заботы, очередь из твоих больных… Иногда думаю о жизни нашей – и слезы сами льются. Не об этом мы мечтали. Антоша… Так и проплачу до утра. Чувствительная стала. Может, заболела нервной болезнью какой. Но мы всё преодолеем, все трудности переживем.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Студенты-медики твою болезнь зовут мерлехлюндией. Без причины сопли-слюни распускать нам не дозволено, Маша. Пока угроза холеры висит над уездом, мы не имеем права расслабляться, мы должны быть готовы каждому прийти на помощь. По первому зову.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Мы должны – кому? И почему нам никто ничего не должен? Это не мурли… мирли…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Мерлехлюндия.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Да! Это желание жить по-человечески. А не так, как мы живем…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Ты просто устала, Маша. Я заразил тебя усталостью.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Нет, я буду помогать тебе всегда, чем бы ты ни занимался. И за хозяйством следить, и скальпели твои чистить… Просто позволь мне иногда быть слабой… хотя бы по ночам… Позволь мне по ночам болеть мурли… мирли…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Мерлехлюндией!
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Да, именно.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Это популярная болезнь московской интеллигенции. Хотя Москве сейчас не до душевных страданий. Там буйствует холера.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Как надоели плохие новости. Хоть совсем писем не читай…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Есть и хорошие. Мне обещали, Маша, аванс перевести. За будущие рассказы. Так что не всё так плохо. Пока литература нас кормит.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Но ты же литературу совсем забросил! Откуда возьмутся рассказы?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Я им старые подсуну. Которые не издавались нигде. Есть у меня такие в пыльном сундучке. Жертвы цензуры. А когда кончится холера, так и новые напишу. И пьесу для театра задумал. Сюжет в голове готов, только конец пока не дается. Про земского уездного врача. Который хотел спасти свой уезд от холеры, но никому, кроме него самого, это не было нужно… Кто изобретет новые концы для пьес, тот откроет новую эру. Не даются подлые концы! Герой или женись или застрелись, другого выхода нет.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Пообещай не стреляться, Антоша!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Обещаю! Планов у меня на две жизни вперед!
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Эту бы жизнь одолеть. Я вчера видела красные пятна на твоей подушке.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Пил «Цимлянское» перед сном и пару капель пролил, видать…
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Это не вино, Антоша, а кровь. Ты снова кашляешь с кровью?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Совсем немного, когда зябко по ночам.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Давай топить больше! Что же ты молчал!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Дрова нужно экономить, пока лето на дворе.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. На себе нельзя экономить. Будем топить круглый год! И больше отдыхай! Завтра сделаем выходной?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Завтра снова на перчаточную фабрику поеду. С Толоконниковым разговаривать.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Он до сих пор не установил очистные сооружения?
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Установил. Только качество воды не изменилось. Эти сооружения – фикция, обман. Для отвода глаз. Последнее предупреждение ему вынесем. Не послушает – закроем фабрику.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Ладно, крестьяне необразованные не понимают тебя, но владелец фабрики… Он же образованный человек.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Его род тоже крестьянский. Предки из ямщиков. Да и мы с тобой не голубых кровей, Маша. Уверен, что понимание не зависит от происхождения и образованности человека. Опасность эпидемии понимают только врачи. Которые знают статистику смертности. Которые сами стоят в шаге от смерти, пытаясь спасти больных… Но полно нам грустить! Завтра после фабрики поеду в город. Надо составить список из самого необходимого для покупки в амбулаторию: термометры, карболовую кислоту, касторовое масло, каломель…
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Шприцы Кантани для подкожных инъекций, танин и клистиры для дезинфекции кишечника.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. (записывает) Да-да, надо записать…
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Так быстро светает. Давай выпьем горячего чаю. С вишневым вареньем!
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Не буди никого, не надо.
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Я сама заварю, я тихонько. Да и пора вставать, самовар ставить.
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Как здорово, что мы купили имение! Что мы здесь хозяева! До сих пор не верится, что нам никто не дерет уши за сорванные ягоды!
МАРИЯ ПАВЛОВНА. Да, лучше места не придумаешь. Чтоб почувствовать себя счастливыми! И тебе уединение, чтоб заниматься литературой, и мне раздолье, чтоб учиться живописи… Если бы не холера эта…
АНТОН ПАВЛОВИЧ. Окаянная!
Антон Павлович и Мария улыбаются.
Из-за дверей слышен голос Павла Егоровича:
«Не спится им! Свечей не напасешься! Ни свет ни заря!»
Антон Павлович и Мария задувают свечу и замирают.
Конец